Интеллектуальная и духовная элита русин Карпатской Руси (ещё в средневековье вошедшей в состав Польши и Венгрии, а затем Австрии, Румынии, Чехословакии) никогда не забывала о своих корнях. Впрочем, элита эта последовательно выкорчевывалась и участь её, казалось, предрешена. И тут – во второй половине XIX в. произошёл взрыв подлинно всенародного возрождения общерусского чувства. Пробуждение случилось в 1849 г., когда русины впервые за полтысячи лет увиделись со своими братьями с «большой русской земли». 185-тысячная армия Паскевича, шедшая Венгерским походом, потрясла их. Это великое войско могучей державы оказалось своим!
Историк Подкарпатской Руси Петр Сова свидетельствовал, что и солдаты русские, не ощущая существенных различий между своими говорами и местными (а их в одних только Карпатах не меньше, чем в остальном Русском мире), даже перевалив через Карпаты, были всё ещё убеждены, что они находятся всё ещё в России, «и спрашивали, где ж будет, наконец, земля неприятельская, мадьярская». Подтверждал эти наблюдения и местный писатель Уриил Метеор: «Свободно разговаривали с Москалями и без затруднения понимали их язык. Они совсем таким образом крестилися и теми же словами молилися, как здешние домородные люди. Выходило, что они одного с нами языка и одной веры».
В итоге галицийская партия «Русская Рада» в начале 1870-х вообще заявляла: «Мы больше не русины 1848 года, мы настоящие русские».
В те же годы у подножия главной вершины Карпат горы Русской явился на свет тот, кому суждено будет стать вершиной русского духа карпатских русин.
Первый пастырь Подкарпатской Руси…
1 сентября 1877 года в селе Ясенье (так именовался ещё в начале XX в. известный ныне карпатский курорт Ясиня) в семье лесоруба родился мальчик Александр. Родители назвали его в честь благоверного князя Александра Невского. Особо набожной была мать, что и проявилось в горячем религиозном чувстве Александра. 25 марта 1910 г. Александр Кабалюк был пострижен в монашество под именем Алексия (как и Александр Невский!) в русском Яблочинском монастыре.
Монахи этой расположенной под Люблином православной обители не приняли Брестскую унию, за что были объявлены вне закона и испытывали гонения. После вхождения Люблинского воеводства в состав Австрии монастырь стал финансироваться российской властью. На него была возложена миссия возвращения униатов в лоно Церкви. После Первой мировой войны поляки отобрали у монастыря не только земли, но и здания церковных школ. В течение многих лет Яблочинский оставался единственным мужским православным монастырём в Польше.
11 июля того же 1910 г. монах Алексий был рукоположен во иеродиакона; 15 августа — в иеромонаха. В этом сане он сразу же отправился на Афон, где был радушно принят игуменом Пантелеимонова монастыря Мисаилом. Архимандрит Мисаил добился разрешения Священного Кинота (центрального исполнительного органа управления Афона) на служение о. Алексия во всех монастырях и скитах Святой Горы. Уже в качестве афонского насельника иеромонах был принят в 1911 г. Константинопольским Патриархом Иоакимом. Иеромонах просил благословления на миссионерское служение в Австро-Венгрии. Так его как владельца греческого паспорта труднее было обвинить в шпионской деятельности на пользу России, что уже вовсю практиковалось по отношению к православным русинам.
Напомним, в 1904 состоялся 1-й Мармарош-Сиготский процесс по делу крестьян села Иза, которые всей общиной вернулись из унии в Православие. Село тотчас было наводнено жандармами. Двадцать два человека были арестованы по обвинению в государственной измене. Троих суд приговорил к 14 месяцам заключения и к денежному штрафу. Остальные «отделались» только штрафами. Но это «только», наряду с судебными издержками, оказалось столь кабальным, что с молотка были пущены земля, дома, скот и прочее имущество осуждённых. Их семьям пришлось искать кров у односельчан и жить на помощь православной общины. А крестьянин Иоаким Вакаров, выйдя их тюрьмы, был вновь схвачен и умер под пытками. Односельчане вынуждены были хоронить его неотпетым, так как православных священников в Подкарпатской Руси ещё не было – детей приходилось тайно крестить на Буковине в Румынской православной церкви. О Причастии даже хотя бы на Великие праздники вообще приходилось только мечтать…
Константинопольский патриарх благословил иеромонаха Алексия на священническое служение на родине при условии согласия на то Патриарха Сербского (в чью каноническую территорию входила Подкарпатская Русь) Лукиана Богдановича. Тот, лишний раз подчеркнув, насколько опасно быть православным священником на землях, где действует обласканная властями униатская «церковь», сказал о. Алексию: «Если Вы у себя на Родине действительно для всех свой человек, то и действуйте во славу Божию».
Получив благословение о. Алексий вернулся на родину. Первое богослужение совершил он в Великих Лучках под Мукачево (он привёз с собой складной иконостас и церковную утварь). На службу эту – первую за многие десятилетия, если не века, как на великий праздник сошлись православные из города и близлежащих сёл.
Приехав в родное Ясенье, подвижник устроил в своем доме домовую церковь. К нему сразу же явились мадьярские жандармы. Грамоту патриарха они отослали в Будапешт, откуда пришёл запрет о. Алексию покидать пределы села. Служить ему разрешалось только в своей домовой церкви. «Он много раз тщетно пытался съездить в Изу. Но как только он появлялся на вокзале, жандармы отправляли его обратно к себе домой, – описывал жизнь современника общественный и политический деятель, юрист, публицист конца XIX – начала XX вв. доктор Алексей Юлианович Геровский. – Не удавалось ему также уехать из Ясенья на лошадях. Наконец о. Алексей перехитрил жандармов. Он надел длинный еврейский кафтан, скрыл свои волосы под шапкой, и, держа в руках связки деревянных ложек, пошел под видом еврейского торговца ложками пешком в Изу. Идти ему пришлось сто километров.
Когда распространилась весть, что появился православный священник, в Изе собрались тысячи народа со всей округи. К тому времени уже в течение нескольких лет взбунтовавшиеся против Рима православные крестьяне перестали пользоваться услугами униатских священников. Они сами крестили, сами венчали и сами хоронили мертвых. Отцу Алексию пришлось, венчать невенчанных, освящать могилы покойников, исповедовать и причащать сотни людей. Его, конечно, арестовали… и под конвоем отправили обратно в Ясенье».
В следующий раз в Изу о. Алексий пробрался в телеге, накрытой сеном. Затем под видом точильщика Алексий стал обходить села и тайно совершать службы. Как-то в один день он крестил 200 детей и причастил более тысячи верующих. По данным венгерской газеты «Оз ешт», только осенью 1910-го и только в одной Мармарощине в Православие перешло свыше 14 тыс. чел. (всего же в итоге миссионерских трудов о. Алексия к 1912 г. вернулись в Православие около 35 тыс. униатов).
А когда по большой просьбе верующих о. Алексий вновь прибыл в Великие Лучки, его упекли в Мукачевскую тюрьму. В городе начались волнения, и власти вынуждены были через несколько дней выпустить исповедника, вновь отконвоировав его в Ясенье.
И тем не менее, несмотря ни на что, о. Алексий продолжал тайно обходить города и веси. Верующие укрывали его от жандармов. В Хусте о. Алексий совершал ночные богослужения у православного благотворителя Михаила Палканинца, устроившего в одной из комнат домовую церковь. Это было тем более опасно, что в этом городе по инициативе местного униатского «епископа» была учреждена особая комиссия, наделенная правами проводить обыски в домах православных. Напечатанные в Российской империи книги, иконы и кресты изымались, а на «виновных» налагались штрафы. Не редкими были побои и аресты. Арестовали всех родных о. Алексия. Его дом, конфисковав богослужебные книги и церковную утварь, опечатали.
В это время о. Алексий находился в Черновцах, где на него было организовано несколько безуспешных облав. Священнику удалось ускользнуть в Яблочинский монастырь. Созвав иностранных корреспондентов, он донес до них информацию о попрании прав православных в Австро-Венгрии. Вскоре статьи, осуждающие антихристианские гонения, вышли в странах Европы.
После этого оставаться о. Алексию на Подкарпатской Руси стало совсем небезопасно. Будущий первый священномученик новейшего времени Митрополит Московский Владимир Богоявленский и Архиепископ Северо-Американский Платон Рождественский, приняв о. Алексия, настоятельно рекомендовали ему удалиться в Америку и там взять духовную опеку над большой русинской колонией. Иеромонах послушался совета владык. В Северной Америке вместе с будущим священномучеником Александром Хотовицким он вернул к вере отцов десятки тысяч эмигрантов-униатов.
Продолжал пристально следить о. Алексий и за жизнью своей подкарпатской паствы, ведя с ней переписку. Однако австрийские власти, узнав о том, стали выслеживать и пытать всех, кто получал письма с американским штемпелем. Самым распространённым методом дознания был «анбинден» (подвешивание к дереву за ногу). Через час такого висения у жертв из носа, горла, ушей начинала идти кровь.
… и первый её священноисповедник
В 1913 г. 188 русинов (в основном жители Изы) вновь предстали перед судом по обвинению в «подстрекательстве» против Габсбургской империи в интересах России. Так начался 2-й Мармарош-Сиготский процесс.
Духовник Подкарпатской Руси добровольно прибыл на суд. Он явился к следователю, заявив: «Я прочел в газетах, что вы меня ищете». На вопрос следователя, кто он такой, о. Алексий ответил: «Я Кабалюк». Иеромонах был приговорён к четырём с половиной годам тюрьмы. В своем последнем слове он заявил: «Если стадо страдает, место пастыря – среди страдающих… Какой ни будет приговор, мы его примем. Если нам придется страдать, мы будем страдать за святое дело». Еще 34 человека осудили на сроки до 2 лет заключения.
На свободу о. Алексий вышел с исчезновением Австро-Венгрии в итоге её поражения в войне. Подкарпатская Русь перешла к Чехословакии на правах автономии. В 1919 г. после лечения в больнице Киево-Печерской лавры о. Алексий направился в Изу, где принял участие в создании знаменитого ныне Николаевского монастыря. В 1921 г. его избрали игуменом обители. В эти же годы по его инициативе был открыт интернат для православных учеников гимназии в Хусте.
В 1930 г. архимандрит Алексий Кабалюк стал полномочным делегатом от Автономной Карпаторусской Православной Церкви Руси на соборе Сербской православной церкви и соавтором обращения «Чешская политика в отношении Православной Церкви в Карпатской Руси» к Синоду Сербской православной церкви. Документ этот был напечатан в нескольких тысячах экземпляров, но чешские власти конфисковали тираж. «Политика чешского правительства в отношении православной Церкви в Карпатской Руси во всех отношениях совпадала с политикой польского правительства по отношению к русской православной Церкви в Польше, целью которой была уния и украинизация, – писал Геровский. – За всей этой политикой стоял один и тот же наш вековечный враг: папский Рим!»
В 1944 г. – после освобождения Карпатской Руси Красной армией – игумен Алексий во главе делегации Автономной карпаторусской церкви прибыл в Москву с просьбой о принятии Подкарпатской Руси в состав РСФСР.
«Мы решительно против присоединения нашей территории к Украинской ССР, — заявили делегаты. — Мы не хотим быть ни чехами, ни украинцами, мы хотим быть русскими и свою землю желаем видеть автономной, но в пределах советской России».
Увы, Сталин присоединил Подкарпатскую Русь к УССР.
Святой отошёл ко Господу 2 декабря 1947 г., приняв перед этим схиму. А 12 марта 1999 г. его мощи был обретены нетленными. Из могилы была также извлечена положенная туда при погребении Иверская икона, которую о. Алексий привез с Афона. На ней, 50 лет пролежавшей в очень влажном грунте, даже не потускнели краски. 21 октября 2001 г. он был прославлен в лике святых синодом Украинской православной церкви. Как местночтимого исповедника славят о. Алексия и в Восточной Словакии.
Мощам преподобного Алексия Карпаторусского можно поклониться в его Николаевской обители.http://www.fondsk.ru/news/2016/10/21/duhovnaja-vershina-russkih-karpat-42884.html